Наталья Кравцова - Из-за парты — на войну
Посмотрев на часы, Слава подумал, что пора бы группе уже дойти до прожектора, и в этот момент услышал сильный взрыв и короткую перестрелку. Словно прося о помощи, луч дрогнул, мигнул два-три раза и медленно погас. Больше он не загорался.
— Молодцы ребята, — тихо произнес Слава, тепло подумав о Савкине.
До последней минуты он не был до конца уверен, что прожектор удастся вывести из строя, и на всякий случай готовился к атаке при свете луча.
На высотке ракеты стали взлетать чаще: немцы заволновались, услышав взрыв и перестрелку у себя в тылу.
Вернулись разведчики и сообщили, что путь к высотке свободен и внизу можно укрыться в кустарнике и окопчиках. Возвратился и Савкин с тремя десантниками. Один из них был ранен в руку.
— Готов, — коротко сказал Савкин о прожекторе. — Сняли.
Наступило время действовать. Как было условлено, десантники поодиночке начали подползать к высоте, выбирая для этого интервалы между ракетами, когда наступала темнота. Время от времени по траншее, которую они оставили, бил миномет. Траншея молчала, зато соседи слева отвечали огнем, отвлекая врага.
Прилетев на свой аэродром, мы с Ниной доложили о высадке, которую наблюдали, и обстановке в районе Керчи. Пока техники заправляли самолет горючим, а оружейники подвешивали бомбы, я под впечатлением полета набросала стихи.
Плывет десант во тьме холодной.
За строем — строй. За рядом — ряд.
Сгустился дым над гладью водной.
К Керчи направился отряд.
Вот катер вспыхнул, строй нарушив.
Вскипела пеною волна.
Моряк спешит скорей на сушу —
душа отвагою полна.
Ты смел, моряк. Ты много вынес.
Ты стал грозою для врага.
Огнем кинжальным ощетинясь,
десант встречают берега.
Тельняшку на груди откроет
моряк, бросаясь в смертный бой:
полоска — море голубое,
другая — вспененный прибой.
Когда самолет был готов, мы снова отправились на боевое задание. Перед вылетом командир полка предупредила нас:
— Будьте внимательны. Бомбить только в районе, прилегающем непосредственно к городу, — там враг оказывает сильное сопротивление. Наши высадились к востоку от Керчи.
Полчаса спустя мы приближались к берегу Крыма. Пролив был погружен в темноту. Кое-где еще оставались дымные следы — несколько сгоревших, но не утонувших катеров плыли по течению, неуправляемые. Не было видно прожекторов и пулеметов на самом берегу — они переместились в глубь полуострова. Тот прожектор, за которым мы охотились, теперь не включался. Что за перемены произошли здесь?
Внимательно разглядывая берег, куда высадились десантники с горевшего катера, я пробовала определить, что там сейчас происходит. Недалеко от того места, где раньше стоял прожектор, шла перестрелка, вспыхивали ракеты. Значит, десантники продвинулись и пока держатся. Как им помочь?
— Может, спустимся? Можно покричать своим, — предложила Нина.
— На обратном пути.
У нас было задание: подавлять огневые точки у самой Керчи, где вражеские пулеметы вели интенсивный огонь. И мы поспешили туда, все время оглядываясь назад, словно можно было увидеть, как действует десант с нашего катера.
Слава полз, прижимаясь всем телом к земле, и замирая, когда белый, неестественный свет ракеты освещал местность. В этот момент, не поворачивая головы, он старался увидеть как можно больше: что делается впереди, где находятся десантники, есть ли препятствия на пути.
На востоке у самого горизонта небо начинало слабо бледнеть, но звезды над головой ярко блестели и было темно. Прошло минут пятнадцать. За это время все подползли к высоте и залегли за укрытиями. Никто не подавал голоса. Соседи упорно продолжали перестрелку с немцами, создавая впечатление, будто именно там, левее, и сосредоточились все силы десантников.
Надвигался рассвет. Выждав некоторое время, Слава, наконец, кивнул лейтенанту Савкину и приготовился дать команду.
Как только взлетела с шипеньем красная ракета, выпущенная Савкиным, он крикнул так, чтобы слышали и те, кто находился с другой стороны:
— Бей фашистов!
— Впере-ед! — подхватил Савкин, срываясь с места.
Пригнувшись, Слава побежал, стараясь не отстать от Савкина. Он видел, что десантники бегут справа и слева, окружая высоту со всех сторон.
— Гранаты! — крикнул Слава.
— Гранаты-ы! — повторил высоким голосом Савкин.
Пулемет, замерший на некоторое время, вдруг опомнился и стал неистово строчить. Захлебываясь, стрелял он по десантникам, но они продолжали бежать с автоматами наперевес. Слава заметил, как кто-то остановился и со стоном рухнул на землю, кто-то другой замедлил бег, размахнулся и бросил гранату. Она разорвалась, не долетев до цели.
Часто оглядываясь, Савкин бежал впереди Славы, словно хотел защитить его от пуль. Вот он на бегу швырнул гранату и присел, пригнув рукой и Славу. Рвануло прямо в траншее, пересекавшей закругленную вершину. Пулемет, гнездо которого находилось в отростке траншеи, ненадолго умолк, но вскоре опять заработал, повернувшись в их сторону.
До траншеи оставалось всего несколько шагов, когда Слава увидел перед собой подрагивающую голубоватую вспышку и в то же мгновение почувствовал сильный толчок, будто он с разбегу наткнулся на препятствие. Подозревая что-то неладное, Слава стал искать глазами оторвавшегося от него Савкина, словно единственное спасение было в нем. Вдруг он почувствовал боль где-то возле сердца и понял, что ранен.
«Эх, некстати…» — подумал Слава, еще не определив, куда же он ранен. Он хотел поднести руку к левой стороне груди, но не смог: правая рука не слушалась. Ноги не двигались. Раньше так у него случалось во сне: нужно бежать, а ноги как свинцовые…
«Где Савкин? Ему теперь вместо меня…» Беспокойство охватило его, и он опять попробовал поднять руку. Теперь болело правое плечо, болело страшной разламывающей болью, а рука совсем не двигалась. Ему даже показалось: что-то было лишнее и очень тяжелое там, где правая рука. Слава наконец взглянул туда и увидел совершенно ясно, что руки вообще нет… Там, где кончался локоть, свисал узкий лоскут оборванного рукава, и на нем болталось что-то тяжелое…
Ноги стали мягкими, ватными, голова закружилась. Теперь уже болело везде, болело все тело, и особенно плечо и рука. Наступившая слабость мешала сделать шаг, и он стоял, покачиваясь и медленно оседая на землю. В голове еще вертелась беспокойная мысль: «Где Савкин? Ему теперь…»
Как сквозь сон, Слава услышал чей-то голос:
— Бей их, гадов!..
Опустившись на колени, он здоровой рукой оперся о землю, усилием воли заставляя себя удержаться и не упасть. «Савкин… Что там… Встать, встать…» Но не было сил не только встать самому, но даже приподнять голову.
Слабость одолевала его, впереди все покачивалось, и на миг ему показалось, что он еще на катере, который плывет через пролив и никак не может доплыть до берега…
Выстрелов больше не было слышно, и он все силился разглядеть, что делается в траншее, где, видимо, шел рукопашный бой. Глаза застлало пеленой, и, уже ничего не различая, не чувствуя, Слава повалился на землю лицом вперед.
Он лежал на сырой от утренней росы траве и не слышал, как закричали победное «ура» десантники, выбившие немцев из траншеи, как подбежавший к нему Савкин, разрывая индивидуальный пакет, чтобы сделать перевязку, дрожащим голосом твердил одно и то же:
— Товарищ старший лейтенант! Все в норме… Товарищ старший лейтенант, все в норме…
Первое, что увидел Слава, когда открыл глаза, было женское лицо, окутанное туманом. Черты лица расплывались, вокруг него что-то белело. Лицо медленно плыло в воздухе, как легкое облако. Оно показалось Славе знакомым.
— Мурка…
Голос его был слабым, еле слышным, но девушка услышала.
— Очнулся, миленький? Не Мурка я, а Надя. Надя!
Она тронула его за плечо, натянула повыше одеяло.
Теперь Слава и сам видел, что это не Мурка. Мурка осталась там, дома, в Киеве. С сыном. Нет, не в Киеве… Они уехали оттуда на Урал. А это — Надя…
На девушке был белый халат и белая косынка. Под косынкой темные, гладко зачесанные волосы и черные, пушистые, как у Мурки, брови.
— Что, больно? Потерпи, потерпи. Пройдет.
Она говорила и одновременно что-то делала на тумбочке рядом с койкой, вероятно, готовила лекарство.
Слава скользнул взглядом по брезентовому потолку, брезентовой стенке: палатка… Медсанбат. Вспомнил горящий катер, голубоватое дрожащее пламя из пулемета. А рука?..
Он скосил глаза на забинтованную руку: она была неправдоподобно короткой… Двинул этой короткой рукой и сразу застонал. На лбу появилась испарина.
— Лежи спокойно! — приказала сестра. — Не шевели рукой!
